Миновав бульдозер и ветхий вагончик, я поднялся по железобетонному крылечку и вошел внутрь, остановившись на пороге. Они в самом деле оказались там. Помещение, конечно, не ахти — обычная кирпичная коробка, в углу — ржавый сварочный аппарат, пара железных бочек, брошенный кем-то в незапамятные времена молоток, тряпье и строительный мусор, и на куче этого мусора — Аспирин и Пауль со связанными руками. Профессора связывать не стали по причине общей жирной безобидности, но кобура, где раньше помещался «стечкин», была расстегнута и пуста.

— Входите, Константин! — скомандовал знакомый голос. — Входите-входите, иначе я вынуждена буду применить насилие. Поднимите руки!

Проклиная себя за то, что сунулся вот так напролом, а не догадался хотя бы предварительно заглянуть, я сделал пару шагов и послушно поднял руки. Расклад сил был понятен с первого взгляда: против нас троих были вооруженные капитан Заяц, Бернштейн, тощий тип и снайпер Воскобойников. Остальные сгрудились в углу, представляя, видимо, нейтралов. Посередине в жестяном корытце, заляпанном окаменевшим цементом, горел небольшой костер, освещая помещение.

— Что там происходит? — участливым тоном спросила капитан Заяц, направив на меня аспириновский, кажется, автомат.

— Излом. Мы его нашли.

— И где же девочка? Почему вы ее не освободили?

В углу всхлипнула мама Ирочки, и я пожалел, что Излом не забрал ее сразу — обошлись бы без этих никчемных хлопот.

— В заложниках. Излом предлагает нам обмен.

— Какой именно?

— Он вернет ребенка, если мы приведем ему женщину. Любую. Не желаете?

Капитаншу, кажется, это шокировало куда больше, нежели то, что Ирочка находится в заложниках у монстра-мутанта. Впрочем, слово «Излом» для нее ничего особенного и не означало: не видела она ни разу в жизни, что там за дедушка…

— Вы, надеюсь, отказались?

— Нет, я не отказался. Я оставил там своего товарища, а сам вернулся сюда, чтобы решить, как поступить. А теперь объясните мне, что здесь происходит? Восстание на броненосце «Потемкин»? Но там был Эйзенштейн, а не Бернштейн.

— Мы решили, что нам нужно домой, — сказал поименованный Бернштейн с видом оскорбленной невинности. — Мы прекрасно понимаем, что вы — обычные бандиты. И еще неизвестно при этом, кто сбил наш самолет!

Я посмотрел на покрасневшую стюардессу. Со всеми поделилась, дура…

— Из чего мы его, интересно, сбили, чува-ак?! — спросил Аспирин.

— Из пусковой установки, — парировал Бернштейн. — Бывают такие переносные, я видел.

— Не было у них никакой установки! — крикнул испуганным голосом Петраков-Доброголовин. — Я видел! Я же был с ними!

— Вы с ними заодно, — сказала Заяц. — Мы не можем вам доверять, господин профессор, если вы на самом деле профессор, а не самозванец. Вы зачем-то наняли этих людей, они тащат в клетке двоих уродов… Мы разберемся со всеми, когда придем к военным властям.

Твою мать, а хабар-то наш где?! Я быстро оглянулся и успокоился — клетка, по-прежнему укрытая брезентом, стояла рядом с Паулем. Прибор, видимо, по-прежнему работал.

— Не вертитесь, а еще лучше — аккуратно снимите с плеча автомат и положите на пол. И пистолет тоже, — велела капитанша.

— Я не понимаю, что вы вообще предлагаете, — сказал я, рассупониваясь и прикидывая, что получится, если хорошенько поддать ногой корыто с костром. Нет, оно тяжелое, там еще и остатки цемента на дне… Бессмысленно. У них четыре ствола, обязательно словим пулю. Если, конечно, у всех хватит духу выстрелить. Хотя у этой сучки в погонах определенно хватит, да и Бернштейн в достаточной степени козел, чтобы пальнуть.

— Мы хотим, чтобы нас провели к Периметру. Сейчас же, — озвучил общие ожидания тощий.

— А мы не этим разве занимались? — Я брякнул на бетонный пол автомат, аккуратно положил рядом пистолет. Собственно, у меня был еще один, в потайном чехле над щиколоткой, но подходить и обыскивать меня бунтовщики не решились. — Или вы думаете, что Периметр — в ста метрах за забором? У вас какое-то дикое представление о Зоне, простите. Чего вы хотите? Чтобы мы прямо сейчас побежали бегом? Я откажусь, я не самоубийца. Давайте отдохнем, а утром спокойно двинемся в путь. Предлагаю выкурить трубку мира.

— Я вам не доверяю, — заявил тощий. — Эти люди — тоже. А сейчас вы вдобавок затеяли какую-то авантюру с якобы похищенной девочкой.

— Якобы?! — охренел я. — Идите и посмотрите, что там происходит! Тут близко, рукой подать! Если не обоссытесь, когда увидите, кто поймал девочку…

— Я никуда не собираюсь идти, — заявила капитанша. Бернштейн и тощий согласно закивали, едва ли не синхронно. — Где гарантия, что это не штучки ваших приятелей? Откуда я знаю, кто там засел, в этой деревне?

- То есть девочку мы бросим?

Мать Ирочки забилась в своем углу, ее, как я только теперь заметил, удерживали гомики. Многовато бунтовщиков. Впрочем, всерьез я расценивал только капитаншу, Бернштейна и… и, пожалуй, тощего. Гомикам даже не доверили оружия, что на месте Заяц сделал бы и я, а лейтенант Воскобойников в меня стрелять не станет. В этом я был уверен. Закон, конечно, суров, и он — закон, но лейтенант уже должен был сообразить, что мы находимся на территории, где все понятия расплывчаты и многозначны. Закон в том числе. А лейтенант — благородный молодой человек. Одно дело — террористу башку разнести, чем он и занимается в своем спецназе. Террорист — это безусловное зло, а я — зло, как ни крути, условное, и он ко мне питает что-то вроде симпатии.

— Нет. Девочку мы постараемся освободить. Точнее, постараетесь освободить вы. Еще точнее — вы пойдете обратно и вернетесь с девочкой, — приказала капитанша.

Вот тварь тупая, а.

— Ты дура, капитан? — спросил я устало. — Я же сказал: Излом требует обмен. Я вам предлагал проявить мужество и героизм. Вот лейтенант потом напишет рапорт, куда надо, вас наградят. Посмертно.

— Я в вашу историю не верю, — заявила Заяц. Бернштейн опять закивал, тощий на сей раз не примкнул, он смотрел в сторону Пауля, который завозился на куче тряпья. Усаживался по удобнее, с его-то габаритами… — Поэтому вы идите и возвращайтесь с ребенком. А потом вы отведете нас к военным властям, где с вами разберутся по закону.

— Тут еще один их подельник бродит, — напомнил о Соболе бдительный тощий. — Не забудьте, капитан! А вообще лучше всего прикончить их и оставить одного в качестве проводника. За это нас только похвалят.

— Я все помню, Анатолий. Не спешите.

Ага. Тощего зовут Анатолий. Толик — в жопе столик.

— Вы же не забываете, Константин, что здесь — трое ваших друзей? И если вы не вернетесь через двадцать минут, я подумаю, как их наказать.

Я прикинул, что у капитанши дома, наверное, полно кожаного белья с заклепками и шипами, а также плеток, кляпов и цепей. А наручники она на работе тырит. Еще я подумал, что мне уже в третий раз назначен некий срок… Кстати, отпущенные мне Изломом полчаса тоже не резиновые.

Дурак ты, Упырь. Корыто, ногой… И как я раньше не сообразил?!

— Профессор, — нагло сказал я, глядя прямо в глаза капитанши. Вернее, в черное отверстие автоматного ствола, направленного мне в лицо. — Профессор, выключайте к чертовой матери кофеварку.

— Какую кофеварку? — успела вскрикнуть забеспокоившаяся Заяц.

Петраков-Доброголовин понял меня моментально, на это я и надеялся, все же доктор наук, а не капитан милиции…

Щелчка кнопки на приборе я не слышал, но в следующее мгновение все вокруг пришло в хаотичное движение. Бюреры, соскучившиеся и проголодавшиеся в своем узилище, с радостью взялись за дело.